Когда на нашем сайте появляются рассказы о древних морях, некогда простиравшихся на месте Горнозаводского района, то следует принять во внимание, что эти знания добыты геологами и палеонтологами, среди которых – Валентина Васильевна Девингталь, в девичестве Кротова (1923–2014). Специалист по доисторическим донным беспозвоночным, она не один год отдала изучению геологических отложений в бассейне р.Чусовой. Работы В.В. Девингталь по стратиграфии Урала и Приуралья до сих пор сохраняют большое значение, служат пособиями для многих геологов. В память о Валентине Васильевне, чей день рождения приходится на 29 октября, Движение «ГОРН» размещает на сайте автобиографию ученого, подготовленную к публикации ее дочерью Ольгой Юрьевной Девингталь.
Мои воспоминания о военных и послевоенных годах
Я окончила десятилетку в городе Электросталь 22 июня 1941 года. После выпускного вечера всем классом были на прогулке в лесу на реке Клязьме. Вернулись на станцию в пять часов вечера и узнали, что началась война. Все планы и мечты о будущем рассеялись как дым. В июле я поступила на завод, где работала мама. Уже в июле вечерами мы видели зарево от разрывов и бомб. На заводе первое, что мы стали делать – копать щели, это узкие, глубокие канавы, чтобы в них прятаться в случае налета немецких самолетов. В конце июля было объявлено, что в Москве многие ВУЗы объявили прием. Большинство девочек решили поступать в ВУЗы, а все наши мальчики в первый же день войны ушли добровольцами на фронт и все погибли в битве за Москву. Я поступила в Московский институт химического машиностроения (по профилю завода, где я начинала работать). С первого сентября начались занятия и шли полным ходом, а по вечерам объявлялась тревога, и мы спускались в щели, а жили мы на шестом этаже. Ходили каждую ночь мерзли и простуживались в этих щелях, а потом… это нам надоело, включали патефон и под громкий фокстрот, типа «Эх Андрюша…» пережидали налет в комнатах, дрожа от страха. Иногда приходилось дежурить на крышах, чтобы сбрасывать зажигательные бомбы. Увы, скоро и это кончилось. 19 октября руководство института в актовом зале объявило, что институт эвакуирован со всеми архивами и документами в город Чарджоу, а студентам выдали стипендию за два месяца и отпустили на все четыре стороны. На руках у нас только пропуск в институт. Что делать?
В городе в небе висели клочья пепла от бумаг, которые уничтожали организации. Из Москвы шли только военные эшелоны, другого транспорта не было. До моего родного города – Электростали 50 километров. Собрала носильные вещи, подушку, книги и пошла по Горьковской дороге пешком домой. Со мной вместе шел поток людей, как на демонстрации. В небе гудят самолеты, слышен грохот зениток, на нас падают осколки, но серьезных ранений не было. Дошли до станции Обираловка (железнодорожная). Это середина пути. На станции набилось много народу. Все улеглись вповалку на полу и несколько часов поспали. Затем опять в путь. Дошли до станции Фрязево, а там оказались развороченные железнодорожные пути – упала бомба. Разрушенное железнодорожное полотно преградило путь большому эшелону с людьми оборудованием завода 395, который эвакуируется в город Молотов. В этом эшелоне я обнаружила маму и вместе с ней отправились в эвакуацию. Если бы не бомбежка неизвестно как сложилась бы моя судьба. Через несколько часов железнодорожное полотно было восстановлено и эшелон отправился на восток по направлению к Молотову. В пути наш эшелон был с 21 октября по 24 ноября. В каждом товарном вагоне ехало по две- три семьи. Везде соорудили нары, так что «квартира» была с удобствами. На всех крупных станциях были эвакопункты, где нам выдавали паек хлеба и кипяток.
24 ноября эшелон разгрузили прямо в снег, мороз под 40 градусов, сразу запалили костры и стали ждать транспорт. Вскоре за нами стали приезжать крестьяне на розвальнях и отвозили нас в деревню Новоселы, поселили в летних избах без отопления и без вторых рам на окнах. Заводское начальство поставило времянки – бочки, выведя трубы в окно. Снабдили углем, а дрова надо было самим в лесу рубить, спиливали на корню деревья, разделывали и топили сырьем. Уголь подбрасывали круглосуточно, но согреться было проблематично, спали в верхней одежде.
От Новоселов до местоположения завода 15 километров. Каждое утро надо было являться на работу, начинали строить цех на месте бывшего склада типа сарай. Обогревались у костров, на костре же готовили пищу «баланду», это подобие лапши, которая вся разваливалась на отдельные крупинки. Уже к 1 января цех был готов, станки установлены и в начале января цех начал давать продукцию. Как только цех заработал, в нем стало довольно тепло и многие оставались ночевать в цехе, чтобы не идти по морозу 15 километров. Работали по 12 часов с 7 утра до 7 вечера и с 7 вечера до 7 утра без выходных. Когда стали выполнять и перевыполнять задания, то получали благодарность от самого товарища Сталина. Всеобщее ликование. В цехе четыре фазы, Я работала сначала учетчицей в течение месяца, а затем мастером до конца. На этой фазе осуществлялся контроль продукции, маркировка, комплектование деталей, упаковка и погрузка продукции. Работа тяжелая. Работали в основном женщины, мужчины инвалида да еще мальчики 13–14 лет, с ними в ночную смену всегда были проблемы, разбредутся по уголкам цеха и спят. Я должна была ходить и будить их каждые полчаса, иначе остановка конвейера, весь цех гудит. Весной 1942 года нашу семью перевели из Новоселов в Закамск, дали кухню в двухэтажном доме. Брат спал на плите, я на топчане под окном, а мать в промежутке между стеной и плитой. Жить стало можно, тепло и близко к работе. Так прошел сорок второй и часть сорок третьего года.
На фронте стало полегче, и райком комсомола предложил всем кончившим десятилетку поступать в Молотовский госуниверситет. Согласились далеко не все, так как рабочая карточка 800 грамм хлеба, а студенческая 400. Я с большой радостью согласилась и с сентября сорок третьего года стала студенткой геолого-географического факультета. Кировский район был слабо связан с основной частью города. Зимой пригородный поезд до Курьи, а от Курьи до Закамска шел так называемый Химградский поезд, состоящий из 4–5 товарных вагончиков. Ходил он два раза в сутки. В связи с этим всем Закамским студентам университет давал общежитие. Нас поселил в бараке №6, который зимой промерзал. В каждой комнате была плита, которую надо было топить углем круглые сутки. Нас в комнате было 7 человек «Закамцев», каждый должен был принести ежедневно по ведру угля с насыпи около Перми-2. Чтобы не замерзнуть ночью спали часто в верхней одежде. И все-таки вода в графине ночью превращалась в лед.
Несмотря на бытовые неурядицы, мы все были в восторге от лекций, лабораторных занятий, практических занятий. С первой лекции нас покорил своим профессорским видом, прекрасным чтением лекций Г.А. Максимович. В университете в те годы был прекрасный профессорско-преподавательский состав: такие ученые с мировым именем как П.Н. Червинский, Н.П. Герасимов и другие. Кроме того, давали знание по химии неорганической, органической, физхимии и аналитической химии. Студенты получали глубокие знания по математике, физике, биологии, ботанике, географии, а также по общественным дисциплинам: истории партии, политэкономии и философии. Лекции, как правило, слушали в пальто, валенках, а я в телогрейке и в бурках, сшитых из тряпок.
Времени на еду не много было надо. Я свои 400 граммов осваивала обычно на первой лекции и так до следующего утра. Была у нас и столовая. Работала в подвале геологического корпуса, но там кроме шукрута (мороженая капуста со специфическим запахом) ничего не было. Положение несколько изменилось в 44 году, когда отличникам учебы стали выдавать фронтовые талоны, на них иногда можно было получить баночку сгущенного молока. Сразу после первого курса мне и М.Ф. Шестаковой назначили Сталинскую стипендию 780 рублей и еще пяти человекам с факультета Молотовскую стипендию 500 рублей. С этого времени жить стало лучше, жить стало веселее. Со второго курса всех именных стипендиатов перевели из общежития барачного типа в первое общежитие, расположенное на улице Ленина.
Со второго курса определилась группа студентов, которые хотели специализироваться на кафедре исторической геологии у профессора Н.П. Герасимова. Кроме лекций и практических занятий Герасимов вечерами вел геологический кружок. В этом кружке мы учились правильно описывать горные породы, различать магматические, метаморфические и осадочные породы, определяли доломитизацию, железистость осадочных пород. Фактически мы приобрели навыки коллектора. На третьем курсе, на кружке нам уже давали зачатки фациального анализа и конструирования палеогеографических карт. Все полученные навыки и знания пригодились при прохождении полевых геологических практик. Первую геологическую практику с нашим курсом проводил профессор Г.А. Максимович. На следующих практиках мы работали по договору с производственными организациями. После второго и четвертого курса по договору с Молотовнефтеразведкой, а после третьего курса вели изыскания под Горьковскую ГЭС, по договору с Горьковским геологическим управлением.
Дипломную работу я делала по собственным полевым сборам на камне Плакун на реке Чусовой. Кроме учебы в военные годы мы часто занимались заготовкой дров для университета. Так, например, наша группа выехала в окрестности Мулянки, там валили деревья, очищали их, распиливали и складывали в поленницы. Дневная норма на двоих была кубометр, сложенных в поленницу готовых дров. При выполнении нормы нам полагалось 200 грамм фронтового хлеба. Я работала вдвоем с Макаровой, и мы так старались, чтобы получить лишний хлеб, что потом многие годы я чувствовали боли в пояснице. Кроме того студентов часто отправляли на Каму после занятий, чтобы подбирать обледенелые бревна по берегам, которые тоже потом использовались для отопления университета. Кроме учебы и физической работы, мы достаточно много веселились. В университете каждую субботу устраивали танцы (вальс, фокстрот, танго), причем преподаватели полностью доверяли студентам и отвечали за порядок на вечерах члены комитета комсомола университета. Никаких эксцессов я не припоминаю. Неоценимыми были посещения оперного театра. В Перми в это время работал Мариинский оперный театр из Ленинграда. За время учебы я смогла посмотреть все балеты и прослушать все оперы. Особенно запомнились Дудинская и Сергеев, Кашеварова и Нелепп. Приезжали и Московские звезды, такие как Уланова, Семенова, несколько раз бывала Клавдия Шульженко. Каждый понедельник были симфонические концерты. Оперный театр приобщил нас к культуре, заставил понять и полюбить классику.
По окончании учебы мы защищали дипломную работу и, кроме того, сдавали три Госэкзамена: по марксизму-ленинизму, динамической и исторической геологии. Вся наша группа дипломы защитила отлично. Я в день защиты 23 июня 1948 года вышла замуж за любимого человека и сменила свою девичью фамилию Кротова на фамилию Девингталь, чтобы получить диплом на новую фамилию. Регистрация брака была простейшей: ни часу не ждали и не нужны были свидетели. Свадьбы настоящей не было. Двое друзей с его стороны и две мои подружки, бутылка портвейна 777 и кусок краковской колбасы. Вместо медового месяца через день после так называемой свадьбы я улетела в Чернушку описывать керн, где были явные нефтепроявления. Меня оставили на кафедре исторической геологии в качестве старшего лаборанта, без предоставления жилья. Муж мой еще учился на третьем курсе, ему как сталинскому стипендиату выделили угол в первом общежитии. Маленькую комнатушку поделили фанерной перегородкой. Так мы жили два года с другой парой молодоженов Лурье и Духовной. Так началась наша взрослая жизнь. Я работала на кафедре зимой, а летом в поле по договорам с геолого-поисковой конторой Молотовнефть. Муж учился зимой, а летом ездил по области с циклом лекций от общества «Знание». Мы были счастливы! Нет войны, нет карточек, денег хватает. В 1951 году у нас родилась доченька, великое счастье. Так всей семьей прожили в общежитии еще полтора года. А дальше уже другая история, не менее счастливая. Всю жизнь я была крепко связана с университетом и с геологическими организациями Пермской области.
В.В. Девингталь