wordРаспечатать для распространения

Ирина Волынец о ювенальной юстиции

Читателей сайта продолжает беспокоить тема внедрения в России ювенальной юстиции. Никто не расскажет об этой проблеме лучше, чем Ирина Волынец — общественный деятель, член Центрального Комитета всероссийской политической партии «Партия Великое Отечество» (ПВО) и руководитель фракции «За семью!». Будучи матерью четверых детей, Ирина Владимировна тяжело переживает то поругание, которому сегодня подвергаются материнство, почитание родителей, семейные ценности в целом. В своем интервью интернет-ресурсу «Правда.Ру» И.В. Волынец ответила на ряд вопросов, связанных с распространением ювенальных технологий и с печальными последствиями этого процесса. Текстовый вариант интервью размещается ниже.

Правда.Ру: Про ювенальную юстицию в России говорят уже несколько лет, и собственно, различные общественные организации так и называются «Мы против ювенальной юстиции». В Европе от ювенальных мер стонет достаточно большое количество граждан. Почему мы решили об этом поговорить? Тема действительно актуальная. Будет ли у нас в стране ювенальная юстиция, как это будет происходить и почему это нам не нужно — об этом мы сегодня говорим с Ириной Волынец, руководителем фракции «За семью», общественным деятелем. Здравствуйте, Ирина!

Волынец: Здравствуйте.

П.: Как я сейчас говорил, все родители — нормальные родители в основном (ненормальным не до этого) — боятся этого слова как огня, я имею в виду ювенальную юстицию. Вообще она возможна в России?

В.: Они боятся этого слова потому, что есть общественные деятели, которые об этом говорят, которые просвещают родителей. И те, кто вникает в тему, конечно, относятся крайне негативно к ювенальным технологиям. У нас нет закона о ювенальной юстиции. Наши законодатели поняли, что в чистом виде этот закон в России не пройдет: люди просто выйдут на улицы, потому что дети — это самое дорогое, что есть у российских родителей. Поэтому нормы и положения ювенальной юстиции встраиваются в другие законопроекты, которые рано или поздно принимаются, к сожалению, в нашей стране. Не ранее как 28 декабря прошлого года принят Федеральный закон №442 «О социальном обслуживании граждан Российской Федерации». Казалось бы, такие благ намерения, такая прекрасная вывеска! Что же мы видим на деле? В январе я собрала всероссийский круглый стол, на который были приглашены эксперты общественной палаты, юристы и лидеры всероссийских общественных движений — семейных, родительских и т.д. Мы обсуждали те подводные камни, которые скрыты в этом законе. Он вводит тотальную слежку за населением России. Понятно, что напрямую в нем не написано: «мы следим за вами, прячьтесь, иначе вам не повезет». Плавно произошла у нас подмена понятий: то, что раньше называли социальной помощью, перешло в социальное обслуживание. И под эгидой выявления случаев, когда необходимо оказывать социальные услуги, вводится этот тотальный контроль.

П.: Если конкретно, когда неподготовленный человек слышит «ювенальная юстиция», что это для него значит? Это значит, что определенные службы при определенной сложившейся ситуации будут забирать ребенка от родителей.

В.: Да, конечно.

П.: Но ведь все намного глубже. И с теми законами, о которых вы говорите, дело намного многограннее. Если с другой стороны посмотреть на понятие ювенальной юстиции, то что это?

В.: Закон, что я привела, — только один из последних примеров, как будет внедряться ювенальная юстиция. Что страшного? Для неподготовленного человека ювенальная юстиция достаточно нейтральна. Неподготовленные люди думают, что это система судов над несовершеннолетними, края выходит за рамки общей юрисдикции. А на самом деле ювенальная юстиция, как понимаем ее мы и законодатели наши, — это некая система как правовых норм, так и правоприменительной практики в отношении несовершеннолетних и членов их семей. Почему мы говорим, что это страшно — изъятие детей и все такое? Посмотрим, как это все происходит в Европе. Например, не секрет, что в России внедряют адаптированную финскую модель. У финнов дети изымаются без суда и следствия. Вводится презумпция виновности родителей. Если в советской системе детей изымали согласно решению суда, теперь бремя доказательства своей состоятельности наложено именно на родителей. И теперь дети противопоставляются родителям. В плане подмены понятий: у нас раньше была охрана материнства и детства — теперь охрана прав детей. Вот скажите, от кого защищать детей? Согласно ювенальным технологиям, детей нужно защищать в первую очередь от родителей. Крайняя расплывчатость формулировок, отсутствие всяческой конкретики позволяет трактовать законодательство так, как удобно и выгодно тем, кто его собственно и лоббирует. Например, жестокое обращение с детьми. Что вы можете под ним подразумевать?

П.: Вполне конкретный случай — жестокое обращение с детьми. Несколько лет назад я делал репортаж как раз про ювенальную систему, и мы предприняли такой ход. Есть очень много организаций, которые по телефону помогают детям, выслушивают…

В.: Телефон доверия.

П.: Верно. По телефону доверия позвонила наша сотрудница. Что же мы услышали? Мы услышали, что сотрудник этого телефона доверия пытается прежде всего узнать адрес ребенка и выслать туда наряд полиции. «Ребенок» как бы говорил, что отец прикладывает руки. Неужели в стране не существует социальной системы, которая могла бы защитить детей без ювенальной юстиции?

В.: Наша система, которая еще осталась с советских времен, работает. Конечно, есть случаи нарушений. Это неизбежная составляющая любой системы. Но мы считаем, что система вполне справляется с любыми задачами, которые на нее возложены. Понятно, что органы опеки не имеют тех средств, которые имеются у телефонов доверия и которые понятно для нас, взрослых людей, откуда поступают. Даже если ребенок позвонил и сказал, что папа его и не отшлепал, а лишь не купил новый гаджет или заставил делать уроки — согласно ювенальным нормам это уже обозначает жестокое обращение с детьми. Если пришли и в холодильнике нет апельсинов — это означает, что с ребенком обращаются ненадлежащим образом. Мы, наша партия считаем, что изымать детей из семьи можно только в одном единственном случае: если дальнейшее пребывание в семье вредит жизни и может быть опасно для здоровья ребенка. Остальные случаи должны рассматриваться в частном порядке. Если семья находится за чертой бедности, значит, ей должна быть оказана материальная помощь. Если есть какие-то проблемы в отношениях, значит, должен быть выделен социальный детский психолог. Лучше, чем родная семья и родные родители для ребенка никого быть не может. А мы теперь наблюдаем, что согласно ювенальной теории, такое понятие как «родная семья» заменяется словосочетанием «крепкая семья». И когда ювенальные инспекторы изымают ребенка, они не отдают его бабушкам, дедушкам или тетям. Например, на западе детей отдают в частные приюты, в частные детские дома. Это огромная индустрия, дети теперь стали стоить дороже нефти. На каждого ребенка в той же самой Финляндии выделяется от 300 до 500 евро в день. Не в месяц, а в день! Эти деньги государство направляет приемным семьям, которые могут быть фостерной семьей, патронатной семьей, или тем же самым частным приютам. Понятно, имеют место откаты, коррупция и т.д. А с родителей взыскивают очень внушительные алименты. Не как у нас — какой-то процент от официального заработка, а вполне конкретные суммы, которые они должны выплачивать государству. Если эти деньги не в состоянии семья заплатить, то родители просто помещаются в тюрьму. Когда мы были в Финляндии (а тогда, вот смешно, была международная конференция), как раз в одной из местных газет на главной полосе прошла информация о том, что всерьез рассматривается новый закон, согласно которому из семей будут изыматься старики. Все по аналогии. Можете себе представить? Допустим, какой-то старик позвонил по телефону доверия… Может, у него уже маразм; может, он кому-нибудь в продуктовом магазине показался не очень опрятным? Так его изымают. Впрочем, тут еще с недвижимостью связано, с наследством. Но мы должны понимать, что главная задача ювенальной юстиции — это даже не деньги. Хотя это огромный бизнес, я подчеркиваю. Главная задача ювенальной юстиции — это максимальная атомизация нашего общества, разделение детей и их родителей и насаждение мировоззрения «чайлдфри», которое не позволяет людям вступать в брак, рожать детей и просто приводит к тому, что общество состоит из отдельных молекул, которыми легко управлять, которым легко что-то навязать. Когда, допустим 5 человек купят 5 кастрюль, а семья купит 1 кастрюлю. То есть дальнейшее лоббирование общества потребления, всеобщей глобализации, стирания границ и всего прочего, что вредит народу, государству и, конечно, каждой отдельной конкретной семье.

П.: Вы говорите, что задача ювенальной юстиции — не столько деньги, но тем не менее все-таки без денег не обошлось. Происходит и по-другому. Я сейчас говорю конкретно про нашу страну. Возьмем случай с матерью, края ушла в запой и заперла своих детей в частном доме, и 5 малышей чуть не сгорели заживо. Мне кажется, очевиден ответ, с кем остались эти дети. Из семьи их не изъяли, они по-прежнему живут и растут с матерью. Собственно говоря, получается, что если у нас нет закона о ювенальной юстиции, то и закон против таких родителей не совсем у нас работает?

В.: Я думаю, что в этом конкретном случае органы опеки недостаточно четко сработали и не довели это дело до суда. Если бы в суде доказательства были предъявлены, этих детей точно изъяли бы. Пресловутый человеческий фактор, от которого мы не застрахованы. А представляете, какие злоупотребления будут тогда, когда детей можно изымать без документов, я уже не говорю о суде и следствии? В Европе дети изымаются на 90 дней без каких-либо доказательств. Понятно, что за это время можно нарыть что угодно и заставить ребенка сказать что угодно и подготовить любые документы. Если родители там начинают, по-русски скажем, «возникать» и «качать права», их лишают возможности даже видеться с детьми. Вы же знаете случай Ирины Берксет? Она уже больше трех лет не только не видела своего ребенка, она не имеет возможности разговаривать с ним по телефону, переписываться. Это ад, и к этому все идет сейчас у нас.

П.: К вам вопрос от зрителей: как вы относитесь к тому, что дети детского омбудсмена Павла Астахова рождаются и живут за границей? Как в этих условиях можно говорит о защите прав детей в России?

В.: Вопрос из разряда тех, что на засыпку. Я на самом деле не знала о том, что дети Павла Астахова там родились (насколько я знаю, они родились в России). Возможно, они проживают там в каникулярное время. Сложно сказать, раз дети там — то все плохо. Надо смотреть по результатам работы этого человека. А вот в плане борьбы с ювенальной юстицией он оказал достаточно много помощи тем семьям, которые пострадали, и как раз в случае смешанных браков, когда российская женщина выходит замуж за границу и при разводе теряет детей. Я знаю те случаи, когда он вмешался наперекор всем законам (а по законам Европы дети, особ если там родились, являются собственностью этой земли — не просто гражданами, а как растения, которые нельзя выдрать). И я знаю, что без его личного вмешательства этих детей вернуть бы не удалось.

П.: Случаев, как с Ириной Берксет, очень много. Вы говорите: «в нарушение законов Европы». Если мне не изменяет память, самый громкий закон о защите детей принят за последнее время только один. Это закон о невозможности усыновления иностранными гражданами детей из детдомов.

В.: Закон Димы Яковлева.

П.: Не стоит ли нам принять законы, которые помогут избежать таких случаев, как у Берксет, и, если да, то как они должны выглядеть в законопроекте?

В.: Здесь следует уточнить, что закон Димы Яковлева запрещает только американское усыновление. И для меня большая честь, что именно наша партия приложила много усилий в разработку этого законопроекта. Мы сейчас активно выступаем за то, чтобы вообще запретить иностранцам наших детей вывозить за рубеж. Взять такие страны, как Испания и Италия. Если мы разрешаем вывозить детей туда, то почему нельзя рассматривать, что эти страны могут оказаться только транзитом по дороге в те же самые Штаты? Более того, в Испании и Италии официально разрешено детское донорство. Где гарантия, что мы проследим судьбу тех детей, которых отправили. Конечно, вся система построена так, что россиянам очень трудно усыновить детей. Каков главный аргумент противников таких законов, как закон Димы Яковлева — в детдомах инвалиды, они никому не нужны, мы не можем их лечить и т.д. Это не совсем так, потому что за детьми стоят огромные очереди из российских родителей. Процедура очень сложна. Наши граждане годами обивают пороги. А между тем детей, которых отправляют за рубеж, даже в том случае если с ними не обращаются жестоко, очень часто как котят передают из семьи в семью, и ничто не может помочь нам проконтролировать их судьбу. И потом мы же боремся за то, чтобы у нас в России было больше народа. А дети — это самое дорогое, что у нас есть, это уже готовые граждане. Почему бы нам самим их не воспитывать и не помогать им становиться патриотами нашей страны?

П.: Я говорил про законы, которые могут быть приняты, чтобы не произошло, как с Берксет, например, когда супруги разводятся и страна не выдает ребенка матери, края проживает в России. Как этот законопроект может выглядеть? Вы представляли или, может, инициировали такие вещи?

В.: Да, но со своим уставом в чужой монастырь ходить очень сложно. И если в нашей конституции написано, что международное право превалирует над внутренним законодательством, то как мы можем диктовать странам Европы и, допустим, тем же самым Штатам, если констатируем печальный факт, что с нами пока еще никто особо не считается? Только с обретением нами силы, только когда мы окрепнем, мы сможем диктовать свою волю другим.

П.: Подождите. Если мать или отец — гражданин Российской Федерации, то защищать своих граждан — основополагающий принцип Конституции, где бы этот гражданин не находился, верно?

В.: Да.

П.: То почему же Вы тогда говорите «диктовать — не диктовать»? Мы спасаем своих граждан.

В.: Это понятно. Мы хотим их спасать. Но даже если в дело вмешивается Министерство иностранных дел, то далеко не всегда мы видим положительный исход таких вопросов. Потому что законодательство тех стран говорит как раз об обратном. У той же самой Ирины изъяли двух детей. Первый ребенок был рожден на территории России, не от норвежца. Но тем не менее она его украдкой, как трофей вывезла из Норвегии, и до последнего переживала, пока в Россию не въехала: вдруг обнаружится, что она его тайно вывозит. Его, конечно, вернули бы обратно, а ее посадили бы в тюрьму. Т.е. она рисковала и своей жизнью, и судьбой ребенка.

П.: Зрители пишут вам: почему закон Димы Яковлева касается только детей а не чиновников, которые принимают законы, которые усложняют усыновление и берут взятки за облегчение усыновления. Либеральный вопрос.

В.: Как раз для того, чтобы этих взяток избежать, для того, чтобы никого не искушать, надо было просто взять и запретить. Это наиболее разумное решение при тех обстоятельствах, которые мы наблюдаем.

П.: Вы говорите, что усыновить ребенка в России невероятно сложно. Из чего и как долго складывался этот институт кипы бумаг и бюрократической машины. Это с советских времен идет, или новая российская история?

В.: Конечно, после развала Союза система сильно усложнилась. И мы понимаем, кому это выгодно. Это целый бизнес по усыновлению наших детей иностранными гражданами. Есть очень страшные цифры по стоимости каждого конкретного органа. Но мы должны говорить о том, что так оно есть. Отдельная статья расходов для иностранцев — оплата возможности такого усыновления. Сколько агентств расплодилось по пособничеству этим действиям! Как результат, появилось поле для огромных злоупотреблений. Если люди платят деньги, они, соответственно, и относятся к детям, как к товару. Хочешь не хочешь — мы все живые люди, это материальный мир. Мало кто действительно добросовестно выполняет те обязательства, которые на себя берет.

П.: Я немножко про другое. Пару месяцев назад, по-моему (если не ошибаюсь), Владимир Вольфович Жириновский предложил закрыть все детские дома, устроить в них рестораны либо кофейни, а детей всех раздать, чтобы не было у нас неусыновленных детей. С одной стороны смешно — такая бравада; а с другой, если вдуматься, вот бы упростить процедуру усыновления для россиян (я сейчас говорю только про россиян). В чем загвоздка, почему эту процедуру для нас нельзя упростить?

В.: Процедуру можно упростить. Просто это крайне невыгодно для тех сил, которые как раз ее усложнили. Это же прекрасная кормушка. И когда говорят, что в России не хотят забирать детей из детских домов, потому что у нас нет денег, мне становится смешно. Возьмем для сравнения такую страну как Вьетнам. Это нищая страна, где большая часть населения живет сельским хозяйством и питается рисом. Как раз во Вьетнаме нет детских домов. Если, не дай бог, что-то случается с родителями, то ребенка сразу забирают либо родственники, либо соседи. Т.е. дети там не пропадают. Это совсем другая система мировоззрения. Пока еще не дошли руки Запада до Вьетнама. А вот в наших головах уже столько лет сидит эта пропаганда аморального образа жизни (мультикультурализм, чайлдфри и т.д.). Хотим мы этого или не хотим — мы волей-неволей поддаемся этим манипуляциям. Поэтому очень многие молодые люди считают нормальным вступать в брак в 40 лет. Сейчас женщина, которая рожает в 40 лет первого ребенка, не выглядит чем-то непонятным и не осуждается обществом. Особенно в больших городах. Вообще люди приходят к тому, что у них гостевой брак. Это же ужасно.

П.: Когда вы говорите «этим силам» — вы имеете в виду Америку?

В.: Я имею в виду наших англо-саксонских «товарищей». И Америку тоже.

П.: Знакомые нотки, знакомая в принципе конспирологическая теория. Может, в реальности-то так и есть, и рука Запада касается этого аспекта. Но у вас есть какие-то подтверждения?

В.: Мы можем опираться на факты. Для того, чтобы дискредитировать что-либо, достаточно назвать это каким-то таким громким словом, как, например, «конспирология». И сразу это выглядит чем-то несерьезным, чем-то таким из области разведчиков или, как минимум, агента 007. Но если смотреть на названия фондов, которые занимаются этой политикой в России, то все становится на свои места. Не ранее как 17 февраля этого года у нас прошел госсовет в Череповце, на котором присутствовал наш президент, и как раз этот госсовет был посвящен семейной политике. Президент сказал, что мы должны оказывать помощь (материальную и иную) не только тем семьям, которые в ней нуждаются, но также поддерживать обыкновенные здоровые крепкие семьи для того, чтобы повысить рождаемость в нашей стране. Лично меня насторожил тот факт, что частично будет выполнять это поручение фонд, который работает при правительстве Российской Федерации. Он называется «Фонд поддержки детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации». Если маленечко покопаться в фактах, в предыстории этой организации, то мы увидим, что этот фонд является побратимом, партнером другого фонда, который называется «Фонд защиты детей от жестокого обращения». Вот как раз этот фонд защиты детей является местным представительством международного независимого агентства USAID, которое финансируется Госдепом США. И руководитель этого фонда, представляющего агентство в России, — Марина Гордеева — много лет на этом поприще работает, она проталкивала в России гендерную теорию еще в 2004 г., когда мы еще знать не знали, что такое гендер. Под прикрытием гендерного равенства (т.е. полового равенства между мужчин и женщинами) на самом деле скрывается продвижение огромного количества гендеров, т.е. идет популяризация гомосексуализма и проч. Сейчас в Европе более 50 гендеров. В итоге все пришло к тому, что фонд, который изначально финансировался Госдепом США, перешел на рельсы финансирования из бюджета нашей страны. Вы можете себе такое представить? И это не конспирология, все эти данные можно найти на английском языке, есть и перевод на русский.

П.: Задело вас это слово — конспирология.

В.: Мне просто нравится это слово, потому что таковы законы психологии: если хочешь врага каким-то образом нейтрализовать, сделай его смешным. Например, как с Кличко произошло? Его обработали порошком из огнетушителя, и политик перестал существовать как серьезная фигура на этой арене, правда?

П.: Не соглашусь, но об этом попозже или в другой раз поговорим. Я о чем хочу спросить. Ведь с семьей работает не только фонд, который финансирует «счастливое детство». И не сотни, не тысячи этих фондов. Здесь совокупность факторов, начиная от социальных и заканчивая действительно какой-то пропагандой. Зритель нам пишет: пособие на детей — 1600 рублей. Это тоже происки Запада? Хочется понять.

В.: Давайте посмотрим, почему у нас такие маленькие пособия. Почему вообще наша экономика не находится в том положении, в каком мы хотели бы ее видеть. Мы сейчас уйдем в политику, историю и т.д.

П.: Это замечательно.

В.: Это замечательно. Много говорилось о холодной войне, когда я родилась в Советском Союзе, и вы, наверное, тоже помните это противостояние Россия — США. Потом о холодной войне говорить почему-то перестали. Но если война была, то она закончилась либо перешла, скажем так, в какую-то стагнацию. Если она закончилась полностью или закончился один из ее боев, то с каким результатом она закончилась?

П.: С результатом поражения Советского Союза.

В.: Да, с результатом поражения Советского Союза. Что происходит с той страной, которая была в войне поражена?

П.: Оккупация.

В.: Следствия оккупации?

П.: Как в школе. И какие следствия?

В.: Это дань, на древнерусском языке. Сегодня мы выплачиваем не так, как Александр Невский, когда он подползал на коленях к хану Батыю с мешком золота, которое собирал старательно по всей Руси. Сегодня мы можем говорить о том, что эта дань выражается в разнице процентов. У нас есть Центральный банк, который, если покопаться, и не наш вовсе. И есть Закон о Центральном банке. Согласно этому закону, мы обязаны вкладывать наши свободные средства в облигации Соединенных Штатов Америки. И там же мы кредитуемся. Берем кредиты под высокие проценты (я объясняю как в школе: очень упрощенно, там все гораздо сложнее). А облигации дают нам очень небольшой доход. Для чего нам это нужно делать, непонятно. Если мы говорим о золотовалютном запасе, опять-таки грешим против истины, потому что золота в нашем золотовалютном запасе очень мало. И к сожалению, пока мы не решаем, сколько золота нам покупать. Надо говорить о валютно-золотом запасе. Как только мы станем тратить деньги так, как мы хотим — вкладывать, например, в свое производство, в свои облигации, в свое государство, то мы будем иметь и экономический рост, и прочие положит тенденции. А пока все идет так, как есть, то мы можем смело констатировать факт, что кризис у нас не кончался. Вы, наверное, тоже об этом знаете. У меня много знакомых бизнесменов, которые были вынуждены свой бизнес закрыть. Те, кто работают, жалуются, что с каждым днем все хуже и хуже. Мы должны об этом говорить открыто.

П.: В контексте этого разговора, если подытожить, радостно то, что среди моих знакомых и, надеюсь, Ваших нет приверженцев системы «чайлдфри».

В.: К сожалению, есть такие приверженцы. Вам очень повезло.

П.: Скорее всего… Ирина Волынец, общественный деятель, руководитель фракции «За семью», была у нас в гостях. Ирина, спасибо, что поговорили!

***

Разумеется, у посетителей сайта осталось немало вопросов. А быть может, даже появились какие-то, каких прежде не было. Естественно, мы и далее планируем размещать публикации и интервью Ирины Владимировны Волынец. А пока рекомендуем для более близкого знакомства с ювенальной юстицией заглянуть в специальное издание, рассчитанное на широкого читателя, — «Тревога! Ювенальная юстиция», выпущенное издательством «Научный эксперт» в 2012 году. Книга подготовлена Центром проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. Главный редактор проекта — один из крупнейших политических аналитиков современности, доктор наук Степан Степанович Сулакшин.

 

Запись опубликована в рубрике Работа ГОРН, Ювенальная юстиция. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *